Искусство жизни заключается не в том, чтобы игнорировать обстоятельства и жизненные трудности, но в том, чтобы использовать их для своего развития и достижения своих целей. По крайней мере, в моем исполнении искусство жизни обычно заключалось в этом.
Двадцать четыре года назад, а точнее, в середине сентября 1994 года, я впервые в жизни оказался за пределами России и Украины, где прошло мое детство. Собственно говоря, оказался я в Бостоне, в престижном статусе визитора математического департамента в Гарварде на три месяца. (Я всегда остерегался шока эмиграции и предпочитал, по возможности, сначала приехать на короткий срок, потом подольше и т.д. -- и вот, ждал и дождался, пока меня позвали в США визитором на семестр, а не сразу аспирантом на три-пять лет.) Двадцать три года назад, а точнее, в середине сентября 95 года, я приехал в тот же Гарвард в аспирантуру.
Всем людям моего возраста и положения в США объясняют, и мне много раз объясняли, что надо делать, чтобы "выжить в академии" -- публиковать в постдоках по две-три статьи в год, а лучше в полгода, и по возможности, в престижных журналах, и т.д. Это давало шансы найти себе постоянную позицию в каком-нибудь университете в штате Миссисипи, говоря условно. Или, если больше повезет, в штате Оклахома.
Я слушал эти разговоры вполуха, не воспринимая их, в сущности, как имеющие отношение ко мне. Я не мог представить себя пишущим по три статьи в год, понятия не имел о том, что и почему публикуют в престижных журналах, и не знал, зачем нужна постоянная работа в штате Миссисипи.
По прошествии стольких лет, я по-прежнему не вижу смысла в этом, общепринятом в нашу эпоху, способе заниматься математикой; по крайней мере, применительно к себе. Зачем столько писать, не успев еще толком подумать? Неужели не очевидна нелепость иллюзии, что человек способен, сделав себе карьеру сочинением поверхностного в молодости, переключиться в зрелые годы на написание глубокого? Ладно еще, гуманитарий какой или беллетрист; но математик?
Мне всегда представлялось, что логическая природа математики подразумевает длинный производственный цикл. В каком-то смысле, даже, чем длиннее, тем лучше. Один из параметров содержательности математической теории -- это длина промежутка времени от первых идей до настоящих приложений. Это не единственный параметр, разумеется, но один из. Идеальная теорема имеет простую короткую формулировку и длинную дорогу к доказательству -- дорогу, на которой можно много чему научиться в пути. На идеи, заслуживающие того, чтобы посвятить много лет их реализации, тоже не вдруг доведется набрести, и т.д.
В общем, "думать не надо, надо трясти" -- это, казалось бы, не про математику и не про науку, а про какую-то другую деятельность. Вероятно, не очень осмысленную.
Восемнадцать-девятнадцать лет назад, в 1999-2000 годах, у меня появились идеи, заслуживающие, как было со временем осознано, того, чтобы посвятить много лет их реализации.
Двенадцать лет назад, в 2006 году, у меня было много идей и результатов, отчасти уже додуманных до конца, отчасти еще не вполне. Все или почти все они требовали дальнейшего развития. При этом я был уже несколько лет как безработным, практически без каких-либо источников дохода, не считая пары небольших грантов, в которые меня вписывали из сочувствия. За шестнадцать лет научно-исследовательской карьеры у меня было восемь рецензированных публикаций (четыре штуки за восемь лет перед получением степени Ph.D. и четыре штуки за восемь лет после), плюс один неопубликованный препринт 1995 года и несколько писем разных лет.
Надо мной висели обычные в таких случаях угрозы -- с одной стороны, что придется заниматься какой-нибудь бессмысленной поденщиной, с другой -- что мои идеи и результаты так никогда и не будут записаны и обнародованы. Минус на минус дает плюс: нужно было написать и опубликовать все то, что я знал, и обе проблемы были бы решены.
Память и личный архив подсказывают, что где-то примерно в воскресенье, 22 октября 2006 года я встал с дивана и начал писать то, что остается до сих пор самой масштабной моей работой. Восемь лет назад, а точнее, в сентябре 2010 года, эта книга (монография по полубесконечной гомологической алгебре) вышла из печати. Всего в сумме семнадцать или девятнадцать моих работ (смотря как считать) опубликовались в рецензируемых изданиях за девять лет с 2010 по 2018. Получается-таки пусть не по три, но по две работы в год; в последние годы, так и побольше. Работы в среднем длинные, издания непрестижные, но какая теперь разница?
Дело в огромной степени сделано, с одной стороны. Жизнь в огромной степени прожита, с другой. Я известный в мире математиков человек, и мне говорят, что мои работы выглядят глубокими и трудными. Собственно, мне кажется, что они и являются таковыми. Двенадцать лет назад я жил в собственной квартире в Москве; сегодня -- в съемной комнате, предоставленной работодателем в Праге. Мои доходы, видимо, никогда уже не вернутся на американский уровень осени 1994 и 1998-99 учебного года (даже в номинальных долларах, не говоря о поправке на инфляцию). Наверное, это и к лучшему. Во-первых, инфляция -- зло; а во-вторых, как известно, убивает большая пайка, а не маленькая.
